Украинские власти за шесть лет войны на Донбассе не смогли запустить эффективный механизм поиска пропавших без вести граждан. Что мешает процессу и кто этим занимается – в материале РБК-Украина.
Годы затяжной войны на Востоке Украины превратили этот регион в «серую зону», где по разным оценкам бесследно исчезли от полутора до пяти тысяч людей. Большинство из них – военные, которые погибли в ходе кровопролитных боев за Иловайск и Дебальцево в 2014-2015 годах. Процесс идентификации их тел продолжается до сих пор.
Но среди пропавших без вести большой процент и гражданских лиц. Преимущественно поисками занимаются общественные организации, объединяющие их родственников. Они утверждают, что помощь государства в этом процессе минимальна.
Накануне Международного дня жертв насильственных исчезновений президент Украины Владимир Зеленский собрал у себя в Офисе родственников пропавших и погибших лиц. Он пообещал им, что сделает все необходимое для поисков их родных и сохранения памяти об умерших.
Подобные заявления звучали и два года назад. Тогда был принят специальный закон «О правовом статусе лиц, пропавших без вести». Он предусматривал создание Единого реестра пропавших на Донбассе лиц и комиссии, которая должна координировать поиски.
Несмотря на то, что состав комиссии уже дважды менялся, она так и не смогла заработать и, соответственно, запустить реестр в работу. Из-за этого в стране фактически нет единого учета пропавших без вести лиц, а данные госорганов и общественных организаций об их количестве отличаются в разы.
Проблемы учета
Офис омбудсмена ссылается на данные о пяти тысячах пропавших без вести на Донбассе и 45 – в Крыму, за все время конфликта. При этом пресс-служба уполномоченного Верховной Рады по правам человека уточняет, что только за последние два месяца к ним поступило 40 заявлений о розыске пропавших военных в зоне ООС.
В свою очередь, в Международном Комитете Красного Креста, который также занимается этой проблемой, говорят, что зарегистрировали около 1500 случаев исчезновения людей в связи с конфликтом на Донбассе. При этом более 750 человек до сих пор не найдены. Около половины от общего количества – это гражданские лица.
В Министерстве обороны рассказали, что не ведут учет пропавших гражданских, и назвали цифру исчезнувших военных – около 70 человек. В ведомстве объяснили, что их количество не растет, а постепенно уменьшается. По мере идентификации неопознанных тел пропавшие военные переходят в разряд погибших.
Источник издания в силовых структурах говорит, что пару лет назад поиск пропавших и погибших в зоне АТО/ООС изменился. Гражданская миссия «Черный тюльпан» отошла от этого процесса и сейчас им занимается только проект Вооруженных сил Украины «Эвакуация 200».
В общественной организации «Мирный берег», которая занимается учетом пропавших и погибших, а также помощью их родственникам, отметили РБК-Украина, что исчезнувшими на данный момент считаются около 1300 человек. Глава организации Геннадий Щербак утверждает, что вопрос поиска и учета пропавших у власти не в приоритете.
«Я считаю, что если они начнут активно заниматься без вести пропавшими, то выйдут на самих себя. Потому что, к сожалению, немало гражданских пропали по вине наших правоохранительных органов и военных, которые, например, обстреливали гражданские машины», – заявил волонтер.
Факты расстрелов гражданских автомобилей фиксировали и украинские правоохранители. Так, в ноябре 2016 года суд в Мариуполе приговорил к 13 годам тюрьмы украинского военного Сергея Колмогорова, обстрелявшего машину с пассажирами около своего блокпоста. Позже Верховный суд отменил приговор и отправил дело на новое рассмотрение.
Глава Харьковской правозащитной группы (ХПГ) Евгений Захаров говорит, что в большинстве случае в похищении лиц на Донбассе виновны боевики, но есть данные о таких действиях и со стороны украинских силовиков. По его словам, несколько раз сотрудники СБУ «насильственно похищали и удерживали» граждан для их участия в обменах пленными.
Годы поисков
В августе этого года около 70 семей решили объединиться, чтобы сдвинуть с мертвой точки процесс поиска своих родственников. Их ассоциация получила название «Эдельвейс». Возглавляет ее мать Евгения Колесова из Покровска – Лилиана. Парень пропал на украинском блокпосту при выезде из Донецкой в Днепропетровскую область в июле 2014 года. Тогда ему было 17 лет. Где сейчас находится ее сын и что с ним произошло, женщина не знает.
На данный момент, по словам Колесовой, активно поиском пропавших на Донбассе лиц никто из госорганов не занимается. «Наши семьи никто не слышит. Нам же самое главное – найти и узнать, где наши родные. Нам не важно куда ехать: на Западную Украину или в Донецк и Луганск, нас уже ничего не останавливает», – добавила она.
Руководитель «Эдельвейса» считает, что создание комиссии и реестра пропавших без вести помогло бы в поисках. Кроме того, она уверена: в «минские переговоры» должны быть включены представители семей как военных, так и гражданских лиц, которые исчезли на Донбассе.
Правозащитники и волонтеры обращают внимание на еще одну проблему, которая существенно тормозит процесс розыска и идентификации пропавших без вести. По словам главы ХПГ Захарова, родственники пропавших граждан перестали доверять государственным органам после случаев халатности с ДНК-тестами при идентификации неопознанных тел.
«Часто ошибались, путали тела погибших. Это не специально, это была просто халатность. Была история, что в одной воинской части просто всех (погибших) перепутали. И была большая проблема: что с этим делать? Одни родственники просто хотят похоронить тела своих детей, а другие – уже похоронили того, кого считали своим сыном, и памятник поставили и уже ничего не хотят», – объяснил он.
В Минобороны эти обвинения категорически отрицают и называют клеветой. Более того, в Управлении гражданско-военного сотрудничества Вооруженных сил Украины считают, что такие заявления родственников могут иметь под собой «меркантильные основания».
«Это клевета. Они просто не хотят признавать тела погибших своими родственниками. Это манипуляции с их стороны и меркантильный подход», – заявил РБК-Украина представитель Минобороны, подполковник Михаил Котелевский. Он является координатором поискового проекта «Эвакуация 200», который как раз и занимается поиском и идентификацией пропавших и погибших военных.
Как он объяснил, с момента исчезновения военнослужащего в зоне боевых действий и до его нахождения родственники получают вместо него ежемесячно денежное обеспечение с надбавками в сумме 27-30 тысяч гривен. Если же боец был признан погибшим, то родственники получают лишь единоразовую помощь около 12,7 тысячи гривен.
Однако выплаты положены исключительно семьям военных. Родственники гражданских лиц, по словам Лилианы Колесовой, не получают от государства ничего. Они могут рассчитывать только на временную материальную помощь от Красного Креста в размере около тысячи гривен.
«Семьи просто брошены на произвол. У нас иногда просто даже нет денег, чтобы поехать и встретиться с кем-то из чиновников», – добавила она.
Тем временем законодательство о правовом статусе пропавших без вести хоть и заработало формально, но применить его на практике, по сути, невозможно. Запустить этот процесс может только созданная Кабмином комиссия.
Без комиссии и реестра
Первая комиссия, в которую входили как представители госорганов, так и общественники, была сформирована еще в апреле 2019 года. Правозащитник Захаров объясняет, что у этого состава ничего не получилось, так как у него априори не было необходимых полномочий и финансовых возможностей выполнять свою работу.
«Закон этот приняли, а он с самого начала был нерабочий. У всех была эйфория, а я с самого начала говорил, что он не будет работать», – резюмирует руководитель ХПГ.
В июле текущего года Кабмин сменил комиссию. Теперь в нее входит больше представителей компетентных государственных органов. Но подполковник Котелевский, который также включен в комиссию, говорит, что и нынешний ее состав пока не может начать работу.
«Де-юре для начала работы комиссии необходимо решение премьер-министра, чтобы он определил одного из вице-премьеров, который своим распоряжением сможет собрать эту комиссию. На первом заседании будет избран председатель комиссии, который получит юридические полномочия», – объяснил представитель Минобороны.
По его словам, члены комиссии сами по себе не могут собраться на заседание, ведь тогда это будет «просто сборище», решения которого не будут иметь юридической силы. Также подполковник прогнозирует, что, учитывая технические и организационные сложности, процесс создания Единого реестра пропавших без вести займет не менее года.
В Министерстве юстиции, которому Кабмин поручил создать и администрировать Единый реестр, видят другие проблемы в этом направлении.
«Во-первых, мы не имеем никакого отношения к осуществлению функций этой комиссии (по вопросам пропавших без вести). Во-вторых, Министерству юстиции за все эти годы даже не выделили средств для создания и ведения этого реестра», – объяснила РБК-Украина профильный заместитель министра Валерия Коломиец.
Она говорит, что в итоге Минюст решил передать этот реестр Министерству внутренних дел, но для этого необходимы законодательные изменения. Сейчас этот проект закона проходит процесс согласования в ведомствах.
Коломиец отметила, что ориентировочная стоимость создания реестра – это около 200 тысяч гривен, но у МВД уже есть похожий реестр и его просто необходимо немного усовершенствовать и дополнить.
Глава Харьковской правозащитной группы Захаров уверен, что государство не предпринимает должных усилий, чтоб разблокировать процесс. «Почему не заработала комиссия и реестр? Потому что нет в государстве людей, кому это надо было бы. Я говорю прямо и откровенно», – считает Захаров.
Подполковник Котелевский отмечает, что основной массив пропавших военных – это участники сражений под Иловайском и Дебальцево в августе 2014 и феврале 2015 годов. Данных о том, что они могли выжить и находятся в плену боевиков такой длительный срок, нет.
В то же время в Минобороны подчеркивают, что работы по их поиску не останавливают и не намерены. «Работа по поискам пропавших без вести с 2014 года не прекращалась и не прекратится. И ее, к сожалению, еще очень много», – сказал координатор «Эвакуации 200».
